Возможно, скажут, что пустота и ничтожность частной жизни не являются необычным явлением у людей, которые посвятили себя великой цели, которую они сами себе поставили и у которых было честолюбие, чтобы делать историю. Это ошибка. Вот четыре человека, с которыми Гитлер по различным причинам вызывает сравнение, но которого, конечно же, не выдерживает: Наполеон, Бисмарк, Ленин и Мао. Никто из них, в том числе и Наполеон, в конечном результате не потерпел такого сокрушительного фиаско, как Гитлер; это основная причина того, что Гитлер не выдерживает сравнения с ними, но можно оставить это в стороне. На что мы хотим указать в современном контексте, это то, что никто из них, подобно Гитлеру, не был только политиком, а во всех остальных областях — никем. Все четверо были высокообразованными людьми, и у всех была профессия, в которой они себя проявили, прежде чем «войти в политику» и в историю: генерал, дипломат, адвокат, учитель. Все четверо были женаты, Ленин — единственный из них бездетный. Все знали большую любовь: Жозефина Богарнэ, Екатерина Орлова, Инесса Арманд, Цзян Цинь. Это делает этих великих людей человечными, и без их полной человечности в их величии чего–то не хватало бы. У Гитлера этого не было.
У него отсутствует еще нечто, что нам следует кратко обозначить, прежде чем мы перейдем к тому, что действительно достойно рассмотрения в жизни Гитлера. У Гитлера отсутствует развитие и созревание его характера и сущности его личности. Его характер рано установился — более точным словом возможно было бы: зафиксировался — и удивительным образом все время оставался одинаковым. К нему ничего не прибавлялось. Нисколько не привлекательный характер. Все мягкие, любезные, миролюбивые черты отсутствуют, если не желать рассматривать боязнь контактов, которая иногда проявляется как застенчивость, в качестве миролюбия. Его положительные черты характера — сила воли, отвага, неустрашимость, упорство — все они находятся на «жесткой» стороне. Тем более отрицательные черты: беспощадность, мстительность, вероломство и жестокость. К этому добавляется, и притом равным образом с самого начала, полное отсутствие способности к самокритике. Гитлер всю свою жизнь воспринимал себя в качестве выдающейся личности и с самых первых и до последних дней был склонен к переоценке себя. Сталин и Мао установили свои культы личности исключительно в качестве политического средства, не позволяя при этом себе терять голову. Гитлер же в культе Гитлера не только был их противоположностью, но он был и самым ранним, самым упорным и непоколебимым обожателем — самого себя.
А теперь достаточно говорить о личности и бесплодной личной биографии Гитлера — перейдем к его политической биографии, которая, разумеется, достойна рассмотрения и в которой в противоположность к личной, присутствуют развитие и подъем. Она начинается задолго до его первого публичного выступления и осуществляется в семь ступеней или прыжков:
1. Ранняя концентрация на политике как замене жизни.
2. Первая (еще личная) политическая акция: эмиграция из Австрии в Германию.
3. Решение стать политиком.
4. Открытие своих гипнотических способностей как публичного оратора.
5. Решение стать фюрером.
6. Решение о подчинении своего графика политических свершений своей ожидаемой продолжительности жизни.
(Одновременно это решение на ведение войны).
7. Решение о самоубийстве.
Оба последних решения отличаются от предшествующих тем, что это одиночные решения. Во всех остальных субъективные и объективные стороны неотделимы. Это решения Гитлера, но в них и через них Гитлер каждый раз действует в соответствии с духом времени или с настроением времени как ветер, дующий в парус.
Уже пробуждающийся пылкий политический интерес восемнадцати- или девятнадцатилетнего, который потерпел крушение в своем тщеславии художника, но который тщеславие как таковое перенес в свою новую область интересов, соответствовал настроению времени или возникал из него. Европа перед Первой мировой войной была гораздо более политизирована, чем в настоящее время. Это была Европа империалистических великих держав, которые все состояли в продолжительной конкуренции, в продолжительной позиционной борьбе, в продолжительной готовности к войне. Это напрягало всех. Так или иначе, за каждым столиком в кафе для буржуа, в каждом пролетарском трактире постоянно политизировали. Частная жизнь — не только рабочих, но и буржуа — была тогда гораздо уже и беднее, чем сегодня. Но зато каждый по вечерам был за свою страну львом или орлом, знаменосцем великого будущего со своим классом. Гитлер, которому больше нечего было делать, был таким целый день. Политика была тогда компенсацией жизни, до определенной степени почти для всех, но для молодого Гитлера — всецело.
Национализм и социализм были могущественными, приводящими массы в движение лозунгами. Что за взрывную силу должны были бы они проявить, если бы удалось каким–то образом их соединить! То, что уже молодому Гитлеру в голову пришла эта мысль — возможно, но это не наверняка. Позже он написал, что уже двадцатилетним в Вене примерно в 1910 году он заложил «гранитный фундамент» своего политического мировоззрения, но действительно ли это мировоззрение по праву можно было назвать национал–социализмом, можно еще поспорить. Истинная основа мировоззрения Гитлера, самая первая и самая нижняя, которая сформировалась уже во время его жизни в Вене, во всяком случае, была не сплавом национализма и социализма, а сплавом национализма и антисемитизма. И именно антисемитизм при этом выходит на первый план. С самого начала Гитлер несет его с собой, как горб от рождения. Но также и национализм, совершенно определенный, отмеченный печатью народническо–великогерманского национализм, без сомнения берет начало уже во время его жизни в Вене. Социализм же, напротив, наиболее вероятно является более поздним компонентом.